Эпоха метеоров

Когда все общее, это так сближает народ! Сегодня у всех есть машины, а тогда «Метеор» был один на всех — и в летний период едва ли не самый популярный скоростной транспорт в области. Поездки на нем вызывали во мне почти благоговейное чувство, высокое переживание, сходное с тем, что испытываешь в храме во время молебна — когда все мысли, от каждого сердца, сливаются в единый поток, словно ручейки, и вместе устремляются к Богу. Священники говорят: главная сила такой молитвы заключается в том, что если ты вдруг отвлекся, тебя все равно подхватит невидимой волной соборного (коллективного) разума. Точно так же ты невольно поддержишь своего соседа в минуту, когда случайно рассеется его внимание. И эта духовная связь между людьми, сила множества, собранного в единство, велика и непрерывна. Не случайно именно «летучий» корабль «Метеор» стал для меня символом народной силы и всеобщего движения в русле огромной реки — реки любви. Как же сохранить сегодня это единство, и в чем его выразить?

Смотреть на «Метеоры», стоящие на причалах, одно удовольствие. Все как на подбор: белоснежные, под номерами, украшенные флажками. Покачиваются на волнах аккуратными рядами... Они — хозяева Волги! И всюду вокруг — народ: летом, в жару, все стараются уехать на «Метеоре», с ветерком. И вот посадка завершена, судно разворачивается на фоне Речного вокзала, с видом на Волжский откос и Кремль — сказочная картина! — и постепенно набирает скорость, устремляясь вниз ил вверх по Волге. «Метеор» — флагман речного флота: он быстрее всех. Но главное — метеор общий герой: не частная собственность, не модная вещь… Быстрый, но величавый, он задает на Волге тон, оставляя позади другие суда. Смотришь только — мелькает по берегам зелень да маленькие деревушки. И вдруг уже — Кстово, а дальше выходим на гладь: Макарий… Дух захватывает от красоты и мощи Макарьевского монастыря: это Родина, это Русь! Над головой кружат чайки, тепло, солнечно — и чувствуешь, что тебя переполняет энергия. Хочется нести добро, любить, творить… Стихи рождаются и летят, словно сами собой, вместе с пенной волной за «Метеором»!

Бывало, летом уже с ночи ворочаешься, не спишь — тянет как магнитом куда-то, хочется на природу, в свою стихию. Это чувство просто не давало мне покоя в конце июня — начале июля, когда начиналась пора сенокосов. А поедешь — обязательно привезешь стихов! Мчишься на первом автобусе к Речному вокзалу. Перед тобой — Волга в дымке, шесть-семь «Метеоров» и «Ракет» на пристани, в тумане — нижегородский Кремль… Люди спешат на посадку — кто с корзинками, кто с курицей, кто с поросенком — купили  на рынке и везут домой, в свои деревни. Вливаешься в общий поток, поднимаешься на борт — довольный, что урвал билет, а «Метеор» уже переполнен, битком... Завывает сирена, и мы, наконец, отчаливаем: «Граждане пассажиры, «Метеор» «Нижний Новгород — Васильсурск» отходит от седьмого причала». Шумят винты, от воды поднимается дым, «Метеор» разворачивается на Стрелке, взбивая пену, — и уносится вниз по Волге, к Васильсурску, Чебоксарам... У небольших легких «Ракет» маршруты были короче — например, до Кстова, и они же ходили по Оке, более мелководной, — до самой Рязани, Родины Есенина.

Мне нравилось выходить на любой пристани, где душа пожелает. Насладишься видом — волжские просторы, заливные луга, церквушка на откосе — самая что ни на есть русская, щемящая картина — и уходишь босиком, куда глаза глядят! Быстро приноравливался ходить без обуви и как по воздуху летал: нога привыкала чувствовать землю, и было совсем не больно — даже грибы в лесу мог собирать босиком. Мне нравилось ездить недалеко, особенно — к поселку Паркоммуна (где стоит Судоремонтный завод «Память Парижской Коммуны»). В этом месте раскинулись красивейшие заливные луга, куда в мае прилетает на гнездование овсянка-дубровник. Эта яркая птица, живущая в пойме реки, поет очень красивые песни — я специально приезжал, чтобы послушать и понаблюдать ее. А в лугах в это время шли сенокосы! За состоянием лугов в то время следили, выкашивали идеально, как стадионы — травинка к травинке, и никаких тебе кустов и завалов. Это сейчас луга зарастают березняком, ивняком, крупными сорными травами. Не поймешь — то ли это луг, то ли лес. И редкие луговые птицы уже не селятся там…

После работы, в выходные, выберешься на природу, нагуляешься, послушаешь птиц — и чувствуешь себя отдохнувшим телом и душой — как заново родился. Пока идешь до пристани, не спеша соберешь букет полевых цветов, даже не букет, а целую охапку: розы, гвоздики — всей этой садовой роскоши я не понимаю. И с ароматным пестрым букетом, в открытой рубашке, загоревший и свежий, возвращаешься в город — и уже хочется скорее записать стихи, что сочинил в дороге. Во время одной из поездок на «Метеоре» у меня был такой творческий порыв, что я сразу в дороге, на одном дыхании, написал две песни — «Спешу я жить» и «Заливные луга». Помню, как подъезжал в тот день к Нижнему: близился вечер, и уже звучали вокруг другие песни, и мысли мои потекли по иному руслу. На причалах стояли теплоходы, толпились в ожидании посадки туристы. Сколько интересных эпизодов: эйфория, свобода, встречи и расставания… отпуск! Тоже летнее, вдохновенное настроение, но стихи уже получились совсем другие — про любовь и теплоход «Сергей Есенин».

Я часто ездил с одним капитаном — Николаем Масалевым. Даже посвятил ему песню «Заливные луга», в которой звучит его голос. Нет, капитан не поет — все гораздо интереснее! У меня появилась идея: чтобы в начале песни слышались крики чаек, легкий плеск речной волны… А капитан перед отправлением, как обычно, объявил бы в микрофон о том, что отходит «Ракета» «Нижний Новгород — Работки». Только вместо названия конечного пункта, по моему замыслу, должно было прозвучать: «Заливные луга». Хотелось создать поэтичный образ — человек уплывает по Волге в разнотравье, в лето, в мечту…

В тот день на Речном вокзале было настоящее столпотворение. Но я все-таки рискнул обратиться к знакомому капитану с просьбой: «Не мог бы ты объявить: «Ракета» Нижний Новгород — Заливные луга отходит от седьмого причала»? А я запишу на магнитофон и потом сделаю из этого вступление к песне... Войдешь в историю города!» «Без проблем», — весело ответил Коля Масалев. Я поставил магнитофон на запись, а капитан скрылся в рубке и выдал заготовленную речь. И включил сирену, как будто уже отправка… Что началось на пристани! Люди заметались с мешками и корзинами: на какую «Ракету» бежать, и что это за Заливные луга? Потом Николай, конечно, всех успокоил: «Граждане пассажиры, не волнуйтесь — это был пробный шар!».  

А какие красивые названия у поволжских сел и деревень! Бармино, Каменка, Разнежье, Бутурлино… В Бутурлино высокий красивый берег: поселок стоит на горе, и ее склоны утопают в зелени садов. Отсюда вышло много капитанов крупнейших волжских теплоходов, существуют даже целые династии! Другая любимая мною пристань находится в старинном селе Великовское. Оно расположено в живописном заливе, соединенном с Волгой узкой протокой, и «Метеор» туда заворачивал, плавно сбавляя скорость.

Любуешься поволжскими пейзажами с борта «Метеора» — и сердце переполняет гордость за родные места. Поля — как с картинки: ухоженные, обкошенные. На склонах пасутся стада коров и овец, где-то, слышно, шумит-работает дойка. И на пристанях идет оживленная торговля всем, что положено по сезону. Стоят полные корзины земляники, клубники, крыжовника, вишни… И не только ягод! Яблоки, семечки, яйца, малосольные огурцы, картошка, вобла, зелень и, конечно «Жигулевское» лысковское пиво — все шло нарасхват! Для любой пристани такой маленький рынок был украшением. Смотришь — меняются пейзажи, краски, ароматы… и сама Волга. Она живая, в ней все в движении!

Да, эпоха «Метеоров» была непростой, но люди жили с огоньком, духовно. Ждали начала навигации, ждали праздников — все от мала до велика. И в этом тоже выражалось наше русское, народное единство.